Александр Карнишов – человек, от которого зависело звучание альбомов «Дороги» и «Чернец» группы «Разные Люди». Во многом именно студийные исходники записанных песен влияют на реакцию слушателей на концерте. Сначала люди слушают новые песни на радио или аудионосителях. На сколько они сделаны качественно и хранят в себе лучшее мастерство саундпродюссера, определяет судьбу того, что может стать цитируемым, напевным и в некоторых случаях – даже хитом.
С Александром Карнишовым мы говорили о том, на чём строится сотрудничество с музыкантами, от чего зависит успешная звукозапись и какие основные этапы преодолевала группа «Разные Люди» во время подготовки альбомов. Почему всё-таки запись на плёнку нежели на «цифру»? Что слышит опытный слушатель и чего никогда не услышит современный? Об этом всём и многом, что осталось в кулуарах студийной работы с Александром Чернецким, Сергеем Чиграковым, Михаилом Нефёдовым. Специально для книги «Жизнь стоит того…».
Из интервью с Александром Карнишовым для книги «Жизнь стоит того…»:
На каком этапе своей жизни вы узнали о Чернецком?
Наверное, от Андрея Васильева. Они пришли в нашу студию с Юрием Николаевым и Наилем Кадыровым задолго до записи «Разных Людей». Андрея Васильева знал заочно через своего приятеля, который учил меня играть. Худой играл вместе с Андреем Сухановым и помогал молодой группе «Год дракона». Именно Худой показал мне видео с программы Дмитрия Диброва, куда пришли «Разные Люди».
Альбом «Дороги» начали создавать в 2007 году. Как раз во время записи альбома «1+1=1» группы «Пилот». Главный на студии – Валерий Кочегуро, сказал, что «Разные Люди» хотят записаться. Скорее всего, Андрей Васильев, посоветовал Саше студию, поскольку у нас был бобинный магнитофон «Telefunken» размером с полхолодильника. Это возможность 24-канальной записи на плёнку.
Можно сказать, что причина вашего сотрудничества во многом связана с аналоговой записью?
Скорее, так и есть. Потому, что второй альбом («Чернец») они тоже записывали на студии «Аннастасия», которая территориально переехала в другое место. «Чернец» за писывали уже на другой, 16-канальный магнитофон.
На ваш взгляд, есть ли существенная разница в записи дома, на смартфон, или записи в студии, на плёнку?
Для современного слушателя разницы уже нет. Люди настолько привыкли к звучанию цифрового носителя, подогнанного под стандарт, что разницу слышит избранный слушатель. Люди, которые слушают пластинки, как, например, Чиж, понимают эту разницу записи.
Для вас музыка «Разных Людей» была знакома и близка до записи альбома «Дороги»?
Честно, не близка. Я сам когда-то был в рок-клубе. Но к музыке отношусь немного по-другому, чем Саша. Для это не способ самовыражения, а способ заработка. Если совсем грубо сказать, делать что-то другое мне не очень хочется; а если здесь получается, то почему бы и нет.
На студии вы записываете детей. Почему? Это способ заработка?
Просто с ними честнее и удобнее работать, чем со взрослыми. Нет того, с чем сталкиваешься в работе с современными музыкантами. Например, пришли серьёзные люди. Барабанщик повесил 12 тарелок. Думаю, сейчас начнётся то, чего ещё не слышал. Он говорит: «Темп 240. Хэви-металл». Говорю: «Ну, хоть раз будет хэви-металл». Интересно. Включаю метроном. Начинает играть. И сразу, вообще не то. Говорю: «Подождите, а зачем тогда метроном? Идите, позанимайтесь, а потом придёте на запись». Барабанщик говорит: «Подождите! Вы же можете все выровнять!?». Сказал, что не хочу даже резать. У меня почасовая оплата и не хочу плодить вас таких, переделывать, поэтому мы расходимся.
Работаем только с профессиональными музыкантами и с минимальной правкой. Детям то можно помочь. У них не настолько развит голос. Моя жена любит править голоса по нотам. Главное – дети поют искренне. А взрослые приходят и думают: «Сейчас сделаю и заработаю». А как без музыкального образования?
Если говорить о вашем опыте работы в студии с «Разными Людьми», то что запомнили? Что характерно для этих музыкантов?
Мы переписывали инструменты несколько раз потому, что там обычно командует Вадик Курылёв. Хотя, Вадик устранился на какое-то время. Он ревностно относился к продюссированию. Сказал, что здесь я буду главный. Поэтому на альбоме «Дороги» он немного устранился.
Курылёв не знал многого, что мы можем сделать. Пишем на плёнку. Вадим говорит: «А если что не так?». Говорю, что этот кусочек загоню в компьютер, отредактирую, если что не так, и обратно на плёнку, на это же место. Никто и не услышит. Но ради исправленных 3 секунд, услышим плёночное звучание. Вадим подумал и согласился. Над альбомом «Чернец» мы с ним уже работали в паре. Каждый день, когда на студии никого не было, сидели и он переигрывал.
Я любитель ровной игры, поэтому, с Нефёдовым у нас были разногласия. Он ведь достаточно вольный. Такие же разногласия, как и с Колей Лысовым из группы «Пилот». Перегонял из плёнки на компьютер и показывал в чём проблема. Коля только в 2016-м позвонил и сказал: «Саня, я понял. Теперь можешь звать меня куда угодно».
Всегда старался донести людям, что музыка – не только выражение протеста, это ещё и музыка. Если это только выражение протеста, можно взять любой фон и читать стихи; или петь под гитару, как Владимир Высоцкий. Там не нужны ровности.
Очередь записи инструментов в случае с «Разными Людьми» была стандартной? Барабаны, бас, гитары, вокал?
Сначала записали общий демо-трек. Все музыканты одновременно сыграли под метрономом и отдельные песни без метронома, так как были плавающие темпы. Отслушали получившееся и делали редакцию куплетов, меняли проигрыши.
Я даже сыграл гитарное соло на альбоме «Дороги». Мне Худой говорит: «Да это точно ты!», а я не помню этого. На второй альбом они позвали Чижа писать гитару. Он пришёл не очень в хорошем расположении духа. Музыканты пошли курить. А я сидел с гитарой и начал что-то играть. Чиж и говорит с приколом Чернецкому: «Пускай вот этот пишет гитару! Смотри, как клёво получается!». Мы с Чижом тогда ещё не были знакомы. Всё-таки надо, чтобы свои люди были, «Разные».
Каково вообще работать с Чижом? Это все с первого дубля опять-таки происходило, или были многократные пробы пера?
Во время записи альбома «Дороги» притащили Чижу тяжёлую клавиатуру «Clavia nord stage 88» Он сел и сказал пианисту Диме Лодыгину: «Ты самый молодой? Ну, тогда сбегай купи два полусладкого». И начинает. Эта запись была очень весёлой. Во второй раз всё получилось по-другому. Здесь Чиж был серьёзен.
Насколько сложно было выбирать дубли?
Вадик советовался, конечно. Я ему говорил, что «здесь третий будет лучше, здесь дыхание то же самое». А на самом деле, все Вадик делал.
Для простого слушателя скажите, что происходит с плёнкой? Записали какой-то поток информации. Как её потом готовят, чтобы из этого получилась песня для диска? Режут и склеивают?
Нет. Сейчас не режут. Резали плёнку только во времена «The Beatles». Сейчас можно загнать на компьютер и там отредактировать. Можно дописать прямо там, если совсем плохое качество. Этого не будет слышно.
То есть, за всё сейчас отвечают компьютеры? Записали много информации и потом это все перенесли в программу?
Не всё. Барабаны практически не переносятся. Бас пишет хорошо. Акустику, вокал редактировали, но не так сильно. А, вот, может быть, гитарные соло писали сразу в компьютер. То есть, все работают синхронно потому, что 16 каналов не хватает, если 9 – это только барабаны, минимально. 2 канала – бас и вокал. Это уже 11. На 4 оставшихся канала мало уже, что можно сделать. А хочется, чтоб акустическая гитара звучала в стерео, чтобы звук красиво был.
Особенности работы с вокалом Чернецкого. Каково это? Ведь он нестандартный вокалист и музыкант.
Он нестандартен тем, что ни одна программа исправления голоса его не воспринимает. Его рычание раскладывается на миллион нот и там ничего не исправить. То есть, у Чернецкого не исправлена ни одна нота. Если совсем что-то не то, просим перепеть. А в принципе, у него и так все было нормально. Для его манеры и для этой музыки, там всё нормально. Важно, чтобы Саша успел вписаться, и это всё было спето на одном дыхании.
Как можете охарактеризовать вокал Саши? На что похоже?
Не обращаю внимания и никогда так не зацикливаюсь. Просто, когда пишешь кого-то, проживаешь с ним этот период жизни, и становишься с ним ближе, чем друг. Есть люди, которым все неважно. Я так не могу. Мы с Сашей даже вместе победу «Зенита» отмечали. Приезжаю на студию без машины. Он говорит: «А вдруг ты без машины приехал»? Я говорю: «Как ты узнал?». Вот как-то так мы и сблизились. Мы посидели и потом пошли отметили в кафе.
Как долго вы писали альбомы «Дороги» и «Чернец»?
Не могу сказать. месяца 2 точно. Может, больше. Потому, что момент начала и до финального рукопожатия, и «созвонимся», наверное, больше. Изначальная основа писалась быстро. Практически, 2-3 дня. Запись какого-то альбома прерывалась на время из-за гастролей. Это, с одной стороны плохо, с другой – хорошо. Плохо, что немного забываешь весь материал. Мысли уходят, и ты уже где-то в другой стороне. А хорошо то, что ты уже по-новому можешь послушать всё записанное.
То есть, создать паузу и тишину.
Может, это и полезно. Как человек, который пишет альбом, считаю, что музыкант вообще не должен помнить что-то с записи. Я пишу альбом и знаю, где какой инструмент играет. Даже если это очень тихо и не слышно для обычного человека, я всё услышу. У нас в этом плане как раз были разногласия с Валерой Кочегуро. Он говорил: «Как этот инструмент должен быть слышен?». Говорю: «Подожди, есть инструменты, создающие только ауру инструмента. От них только какие-то флюиды исходят». А он: «Нет, должен быть, а я его не слышу!». Говорю, давай его выключим, и сразу услышишь, что его не стало. Вот так можно ещё пробовать. Были и такие компромиссы.
Вы постоянно живёте в автоматическом режиме слушателя-аналитика музыки? Музыка всегда раскладывается в вашей голове?
Естественно. Это болезнь. Очень тяжело работать с музыкой и не слышать каждый инструмент отдельно. «А что это тут у нас? А, я знаю эту петлю, она из…?». То есть, постоянно такая фигня. Просто так музыку уже тяжело слушать.
Вы страдаете от этого?
Нет, честно говоря. Даже интересно то, что раньше слушал, раскладывать на инструменты и смотреть из чего это всё состоит.
Это на что-то влияет в жизни? Например, наиграть какую-то мелодию сразу, на слух?
Нет. Но если я музыкант, естественно, могу наиграть любую мелодию по звуку и по слуху. Я играю на бас-гитаре.
Всегда ли удаётся находить общий язык с музыкантами, которые к вам приходят?
Стараюсь подняться или опуститься до их уровня, то есть быть на одной волне. По-другому не понять, что они хотят. У нас есть люди, которые немного совсем сумасшедшие. Совсем прямо. Есть люди, которые пишут 148 локальных дублей. Потом выбираем. Был такой рекорд. Этот же человек ходит распеваться в аэропорт. Ему надо распеться, когда взлетают самолеты. Вот так. Но там ещё и более-менее хорошие песни есть. Если бы были плохие, я бы сказал: «Стоп! Есть куча студий в Петербурге. Давайте!». На самом деле сейчас куча хороших студий в Питере. Наша уже почти не существует. То есть, она существует, но я там очень редко появляюсь. Все теперь дома, как раз с детьми.
Ситуация со студиями в Петербурге стала лучше, их стало больше?
Качество студий стало гораздо лучше. Пишут в компьютер. Я уже и сам привык к этому звучанию. Сейчас не вопрос записать хорошо барабаны. Раньше это был большой вопрос. Искали. Например, Чернецкий говорит, что все хорошо у Юрия Морозова, но не может он записать барабаны.
Студий, где перестали писать на плёнку стало меньше?
Сейчас очень мало тех, кто пишет на плёнку. Мне кажется, что удобство редакции превышает желание записать на плёнку. Настолько удобно сейчас все редактировать? Это раз! Во-вторых, есть ведь приборы, которые имитируют плёнку. То есть, делают это акустическое ухудшение. Плёнка – это ведь не чистый звук. Из-за этого дают программам дают названия ламп и плёнок. Это искажение, которое приятно уху, привыкшему к такому. К чистому звуку, например, я никогда не привыкну.
Например, подхожу к микрофону, слушаю свой голос, и понимаю, что это не мой голос. То есть, мой же голос звучит не так. То же самое происходит в записи. Всё то, что записываем, слышим не так, как хотим и задумали. Стоит у меня комбик, гитара и слышу один звук. Важно донести этот же звук слушателю, то, что это делают великие люди. Мы с Вадиком двигали комбики, переставляли микрофоны. Причём, Вадик слышит, а я, бывает, нет.
Конкретно с музыкантами «Разных Людей» были у вас какие-нибудь интересные истории, случаи, в студии, или на концертной площадке?
Каждый день был интересным. Когда сидели с Чижом и Чернецким, Саша в первый раз мне показывал свою трость, в которую, оказывается, можно налить. А на конце трости – штопор. Чиж один раз спел новую песню, которая до сих пор не вышла ещё. Она есть у меня в телефоне, дома. Хочу ему её как-нибудь прислать.
Вы переслушиваете свои работы?
Думаю, что раз в год, каждый человек что-то да переслушивает. Но Саша чаще, наверное, слушает, а я раз в год. Сейчас замечаю какие-то свои ошибки, которых можно спокойно избежать. Скорее переслушиваю ради ностальгии и ради понятия, что можно было сделать по-другому. Ради саморазвития, скажем так. Но и времена. Все, что было раньше, лучше, чем сейчас.
Есть конкретные вещи, которые вас, как человека, удивили в Саше?
Я честно не знал, настолько у него со здоровьем было плохо и настолько человек держится. Удивило многое. Дочка, жена, работа, песни, которые он поёт. Это потом, когда я все узнал, переосмыслил. Когда мне первый раз Худой показал запись «Антропологии», мне показалось, что Чернецкий выпивший и чуть ли не падает. Худой рассказал в чём проблема, что у Саши болезнь Бехтерева. Тогда я понял, насколько это мужественный человек. Многие люди не знают в чём дело. Даже люди, которые слушают «Разных Людей», наверняка, этого не знают. Например, те, кто не ходят на концерты. Живёт человек где-нибудь в Хабаровске, где Саша не был никогда. А на видео не видно.
Опишите, что происходило в «Red club»? Есть ли разница вообще в звукорежиссировании на студии и на концерте?
В звукорежиссировании разница есть, а в записи разницы нет. Ты должен просто записать сигнал, чтобы принести его на студию. И обзорный микрофон этого интершума. У нас было 2 больших цифровых рекордера, и 16-канальный пульт. Каждый инструмент писался отдельно. Плюс 2 обзорных микрофона со стороны двери. То есть, снимался весь зал. Мы даже посмотрели на размер зала и какова задержка в звуке. На компьютере это видно сразу. Чтобы правильно микшировать, нужно было сдвигать интершумовские микрофоны, как будто стоишь в середине зала. А то прямо эхо…
Что затем происходит с записью, которую вы получили поканально? Насколько то, что мы слышим в изданиях концертных пластинок, отличается от того, что было записано изначально?
Бывает, совсем отличается. Бывает, что нужно вызвать музыканта и сказать, где нужно переиграть. Второе, ещё, например, звук барабанов. Вот упал микрофон, а мы не заметили. Он упал прямо головой на пластик, и вся дорожка получилась с перегрузами. Естественно, убираем этот звук, и подставляем в этот момент звук другого барабана. Это достаточно кропотливая работа. А с малым барабаном вообще тяжело, если плохо записался. Михаил Нефедов, например, играет с поддробкой. Но тогда, правда, Борис Шавейников играл, из «Аукцыона». В общем, это тяжело. Сейчас есть много приборов, воспринимающих звук и переводящих его в мидисигнал, и ты можешь уже подставлять любой другой звук.
Были ли внесены значительные изменения в звучание этого концерта?
Думаю, много. Не было возможности очень хорошо провести саундчек. Там была проблема с пультом и у нас каждый канал снимался через инсерт. Не было линейного выхода с каждого канала на пульте. Мы не знали даже об этом. Это все было на честном слове. Помню, что барабаны подставляли триггерами. Гитары оставлялись, естественно, как были, вокал оставался. Самая большая проблема была в записи барабанов.
Раньше ведь у музыкантов не было такой возможности? Как записали, так и есть.
Нет, раньше если чего-то не хватает, можно было сверху дописать. Люди специально сидели и играли. Если малый барабан не записался, а он должен быть в записи, нужно было его дописать сверху.
Каково ваше отношение к этому всему?
Может некоторых музыкантов гложет. Представьте, что их 20 или даже 40 лет гложет неправильно записанная партия. И тут появляется такая возможность. Приходят в студию. У вас есть плёнка. Давайте перепишем! Да и пересведём круче, с новым звуком! Естественно, если есть возможность, деньги и желание, люди соглашаются. Я бы тоже, наверное, согласился. Интересно было бы попробовать записать снова и послушать. Мне кажется, что те, кто будет слушать, услышат то, чего не хватало. Сейчас все звукорежиссёры начинают «прилизывать». Мне кажется, что вот они все всё прилижут, и слушателю не будет хватать этой «лажи», к которой он, даже может быть, привык. Так вот возможно «Led Zeppelin» или «Rolling stones» переписать. У них возможностей куча.
Какова судьба исходников группы «Разные Люди»?
Думаю, они, скорее всего, забирали бобины. По-моему, даже Чернецкий покупал у нас эти бобины и забирал с собой, чтоб на них не переписывать. Они, в принципе, недорого стоили. Возможность такая была.
Что происходит с музыкой, если ее перенести в какой-то сжатый формат, в интернет? Вчера на ITunes купил акустику Чернецкого «Страна Престижа». Мне в дороге удобнее слушать так. Что в действительности происходит со звуком, когда он попадает на цифровую площадку?
Цифровой сигнал бесконечную волну живого звука раскладывает на дискретные штучки. Чем выше дискретизация записи, тем выше частота семплирования и битрейд. Соответственно, эти штучки меньше. Но они все равно есть. МР3 – это вообще формат. Он убирает лишнее из музыки, по его мнению. Есть куски тишины. Обычный WAVE формат сжимает и треть оставляет от него. Он убирает тишину, а потом этим же способом туда вставляет свой серый шум. Он становится таким же, но чего-то вроде там не хватает. Соответственно, всех этих частот, которые мы слышим на виниловой пластинке, там вообще никогда в жизни уже не будет.
Я очень любил первый альбом Пола Янга, 1989-го года. Он у меня был на кассете записан с пластинки. Я просто перся от звука. Единственный альбом, который Пол Янг записал в Америке с крутыми сессионными музыкантами. Когда я нашел его на CD, думаю, все, отлично! Еду. Ставлю его в машине. Да, вспомнил. Но нет всего того, от чего прёт плёнка. Не могу зацепиться. Все, что слушал, было на кассете. Сейчас у меня в телефоне и машине, все это есть. Но очень редко включаю. В машине сейчас вообще «Радио Классика».
Вы готовили какие-нибудь материалы для Сашиной «Антологии»?
Он мне прислал 3 версии какой-то песни и попросил, чтобы я выбрал лучшую, послушал все своими ушами и выбрал. Выбрали и что-то добавили из этого в «Антологию» Чернецкого. Хотя, может, и ещё что-то было, но уже не могу вспомнить.
Есть ли что-то такое, о чём не спросил, но, как вам кажется, это важно для книги?
Думаю, что и без меня там про Саню много хорошего напишут, а я соглашусь со всем. Ну, конечно, он человек, не весь открытый. Он человек себе на уме. Он идёт к своей цели. Он козерог, как и я. Когда встречаемся, говорит: «Санчик, привет!». Мы обнимаемся. Мне кажется, ему понравилось работать вместе. Если бы не понравилось, второй альбом бы не пришел писать.
В принципе, следующие альбомы тоже реалистично будет записать?
Не знаю. Я мало на студии работаю. Сейчас хороших студий много, где барабаны пишутся. Прихожу, вместе пишем бас и барабаны. Я просто исходник слушаю и думаю, что это уже как обработанное все. 10 лет прошло. Это много. Изменилось много, включая подходы к микрофонной базе, звуку.
Послушать это и другие интервью в аудио-формате можно, перейдя по ссылке:
http://www.chernets.info/?page_id=1347
или с помощью QR-кода:
